Мальчик со шпагой - Страница 50

– Нет, хулиган! – резко возразила Нелли Ивановна. – Если уж пошла об этом речь, я скажу. Бывают такие тихенькие до поры до времени, особенно в школе. А за стенами школы что они творят! Вы знаете, что выкинул Каховский летом? Со мной в институте учится Гортензия Павловна Кушкина, она старшая вожатая в девятнадцатой школе, а летом была вожатой в лагере "Смена". Она мне рассказала, как этот Каховский при всех, на линейке оскорбил начальника лагеря, а потом самовольно отправился домой. А когда за ним послали физрука, этот… "нехулиган" натравил на него собаку!

Серёжа вцепился в сиденье стула. Он посчитал про себя до семи. Но полностью сдержаться не смог.

– Все очень похоже на правду, – сказал он тихо, но язвительно. – Все почти так и было. Только чуть-чуть не так.

– Нет, так! – Нелли Ивановна даже притопнула. – И я не понимаю, почему из лагеря не сообщили в школу.

– А я понимаю, – сказал Серёжа. – Стыдно было. Им пришлось бы объяснить, почему я ушел.

– А почему? Ну-ка, скажи!

– Не будем отвлекаться, – перебил их директор. – Насчет лагеря мне известно, это другой вопрос. А сейчас вот что. Я думаю, Каховский извинится перед Нелли Ивановной за свой поступок и отправится в класс. Он и так уже пропустил пол-урока.

– Я не извинюсь, – негромко, но решительно сказал Серёжа.

– Каховский! – воскликнула Татьяна Михайловна.

– Почему? – сухо спросил Анатолий Афанасьевич.

– Потому что извиняться надо, если виноват. А если просто так, то зачем?

Директор поправил очки и спросил не сердито, а скорее с любопытством:

– Ты что же, считаешь, что ничуть не виноват?

– Может быть, виноват, – сказал Серёжа. – В том, что не догадался к вам пойти, чтобы сказать о дневниках… Но сейчас я извиняться не буду. Я не люблю, когда меня обзывают хулиганом и рассказывают про меня всякое… чего не было.

– Ты не любишь правду! – торжествующе заключила Нелли Ивановна. – Недаром ты и твои дружки в вашем клубе выгнали Сенцова. – Она повернулась к директору: – Это прекрасный ученик в седьмом "Б", вежливый, дисциплинированный. Его брат учится в моем классе. Я говорила с матерью, она места себе не находит от возмущения! Они выгнали его за то, что он отказался участвовать в уличной драке и честно сказал об этом.

– Его выгнали за трусость. И не я, а совет, – сказал Серёжа. – Они трое, такие здоровые, бросили в беде одного пятиклассника, самого слабого.

– Зато ты, я смотрю, ух какой смелый! Вроде тех смельчаков, которые гривенники у первоклассников отбирают по дороге в школу… И не старайся, мне твои извиненья не нужны!

Серёжа сжал зубы.

Анатолий Афанасьевич взглянул на часы.

– Каховский, у вас какой сейчас урок?

– Физика.

– Как у тебя дела с физикой?

– Не очень. Надо сегодня тройку исправить.

– Ладно. Иди в класс.

Серёжа встал. "Выходит, все?"

– До свиданья, – сказал он.

Директор молча наклонил голову.

Серёжа пошел к двери.

– Анатолий Афанасьевич! Значит, вы ему больше ничего не скажете? – раздался за его спиной взвинченный голос Нелли Ивановны.

Серёжа остановился, думая, что его окликнут.

– Пока нет, – устало сказал директор. – Иди, Каховский, иди.

Серёжа закрыл за собой дверь. И тогда услышал, как там, в кабинете, неожиданно окрепшим голосом директор спросил:

– А что я должен ему сказать, уважаемая Нелли Ивановна?

На урок Серёжа сразу не попал. На лестнице его встретила Юля, старшая вожатая.

– Взгрели? – сочувственно спросила она.

"Все уже знают про эту историю", – подумал Серёжа. И сказал:

– Обошлось.

– Ну и хорошо. Слушай, Каховский, поддержи идею.

– Какую?

– Давай назначим тебя октябрятским вожатым к второклассникам.

– Юля, – с укором произнес он, – мне сейчас по физике отвечать, а ты страшные вещи говоришь.

– Да я серьезно!

– И я серьезно. Нельзя же так пугать человека.

– Серёженька, у тебя получится. Ты вон как за них заступаешься!

– Одно дело – заступаться, другое – командовать.

– Ну ты же командуешь в клубе "Эспада". Ты там, говорят, не то адмирал, не то капитан.

– Это же в "Эспаде". Там у меня в группе нормальные люди, а не малыши. Они сами знают, как что делать, даже и не надо командовать. А к маленьким подход нужен.

– Желание нужно, – грустно сказала Юля. – Никто из мальчишек не хочет работать. В совете дружины девчонки, в тимуровском штабе девчонки… А мальчишки – кто в хоккейной секции пропадает, кто у вас в клубе, а про школьные дела и слышать не хотят.

– Ю-у-у-ля, – протянул Серёжа, – ты хороший человек, а говоришь… прямо не знаю что. Во-первых, у нас в "Эспаде" из нашей школы только несколько человек, все больше из сорок шестой и девятнадцатой. Даже обидно. Во-вторых, дружинную газету кто всегда делает? Воронины. В концерте сегодня у кого главный номер? У Кузнечика. То есть у Медведева. В барабанщики ты кого записала? Пашку Снегирева из четвертого класса. А где он барабанить научился? В "Эспаде" у Данилки Вострецова, есть у нас такой барабанщик. Жалко, ты его не знаешь, он в сорок шестой школе учится.

– Немножко знаю, – сказала Юля. – Это мой брат.

– Ух ты! – удивился Серёжа. – А я все не мог понять, на кого ты похожа. Знакомое что-то…

– Рыжие все похожи, – вздохнула Юля.

– Ты не рыжая, а золотистая. И Данилка тоже… Юль, позвони Данилке, пожалуйста, в клуб, он сейчас там. Пусть он мне свой белый ремень оставит. Я потом забегу, возьму. Мне для вечера надо.

– А пойдешь в вожатые?

– Ну, Юля…

– Не буду звонить.

– Слушай, Юля. Если тебе вожатый нужен, поговори с Наташкой Лесниковой. Она давно к малышам хочет, а все не решается.