"Стой! – вдруг словно кто-то неслышно крикнул ему. – Подожди. Можно не брать. Можно сказать, что еще не надо пока. Лучше потом. Будет небольшая заминка, но, наверно, все поймут".
"Зачем?"
"Но если ты возьмешь – это на всю жизнь. Ты никогда уже не сможешь отступить. Ни перед каким врагом. Ни разу в жизни…"
Серёжа прикусил нижнюю губу, глянул Митьке в глаза и вытянул навстречу ему руки. Он взял шпагу в раскрытые ладони. Потом сжал клинок, медленно согнул локти и прижал шпагу к груди.
Он обводил взглядом товарищей и встречался с ними глазами.
Володя Огоньков, Андрюшка Гарц, Алешка Смирняков… Валерик и Вовка Воронины… Ленька Мосин! Он стоит еще без нашивки, но смотрит честно и не отводит глаз… И Генка – самый хороший друг, самый лучший на свете Кузнечик (вот балда, не догадался позвать Наташку… Ой, нет, вон она, рядом с отцом!).
Барабанщики закончили марш.
Снова раздалась команда:
– Внимание, "Эспада"!
Капитаны и ассистенты у знамени в приветствии вскинули рапиры.
Тогда Серёжа перехватил шпагу за рукоять, вытянул клинок из ватманской трубки, как из ножен, и тоже поднял его перед собой.
В этот миг от тяжелого удара колыхнулся пол и дрогнули стекла. Казалось, за окнами сама темнота встряхнулась и по ней разбежались трещины. Это на реке от пристани до завода пробивали канал.
И маленький Вадик Воронин громким шепотом сказал:
– Как салют.
Серёжа проснулся со смутной тревогой. Словно грозили какие-то неприятности. Какие? Он постарался сообразить.
Кажется, все в порядке. Вчера проявили пленку, на которую снимали драку в таверне "Жареный петух" – мушкетеры против гвардейцев. Получилось так, что даже сдержанный Олег улыбался весь вечер.
Может быть, что-то со Стаськой? Но отец у него уехал куда-то, а сам Стасик, скорее всего, ночует у Лесниковых: ему нравится, а мать не запрещает, ей все равно.
С оценками тоже все нормально, даже за контрольную по физике четверка.
Что еще?
Татьяна Михайловна звонила отцу, чтобы зашел в школу. Татьяне Михайловне кажется, что он, Серёжа, слишком часто лезет на рожон. Где надо и где не надо. Это уже не первый разговор. Но сам-то Серёжа знает, что не часто. Лишь там, где надо. И с отцом они понимают друг друга.
Серёжа спустил с постели ноги и громко сказал:
– Нок!
Застучали по паркету когти, и косматая голова сунулась в дверь.
– Здрасте, ваше лохматое высочество, – сказал Серёжа. – Гуляли?
Нок всем видом показал, что и рад бы, да не пускают.
Серёжа глянул на будильник.
– Я отпущу. Только на десять минут, а то обоим попадет. Понял?
Нок изобразил удовольствие и послушание.
Отпускать Нока одного не полагалось: мало ли что может случиться. Но у Серёжи для прогулки не было времени.
Он выпустил пса, рванул со стены шпагу, тремя свистящими взмахами посшибал на пол спичечные коробки, которые еще вечером расставил на столе и спинках стульев. Потом сделал несколько торопливых отжиманий и приседаний.
Отдышался, прикинул в уме: много ли уроков? Кроме алгебры, все сделаны. С алгеброй можно управиться на вахте. Сегодня занятий в отряде нет, работы у вахтенного командира немного. Серёжа крикнул в открытую форточку:
– Нок, домой! – и стал натягивать форменную рубашку.
Тревога слегка улеглась. Но совсем не исчезла.
Неприятности пошли с самого начала вахты. Прежде всего он целых пять минут искал под порогом ключ. Безголовый Андрюшка Гарц запихал его вчера в самый угол тайника и присыпал мусором.
Потом Серёжа обломал ногти, пытаясь открыть окно. Рама разбухла и не поддавалась. Серёжа чертыхнулся и стал искать глазами подходящую железяку. В углу кают-компании на полу стоял Серёжин рыцарский замок из пенопласта. Его принесли сюда для съемок. Холм, на котором возвышались башни и стены, был сделан из папье-маше. Для прочности внутрь этого холма ребята вставили упругий обломок рапирного клинка.
Серёжа приподнял макет, вынул обломок и снова подступил к оконной створке.
Домоуправление никак не хотело отключить лишние батареи, и в комнатах "Эспады" всегда стояла влажная жара. В самые лютые зимние дни ребята здесь занимались в летней форме. Но и это не спасало, приходилось постоянно распахивать окна. Проветрить помещение – это была первая обязанность каждой вахты.
Наконец створка поддалась, и морозными глыбами ввалился в окно февральский воздух.
Серёжа передохнул и посмотрел на часы.
Вот тут-то и начались главные неприятности. Оказалось, что старые отрядные ходики, которые притащили в "Эспаду" братья Воронины, показывают уже четверть десятого. А Димки нет. Помощник вахтенного командира, барабанщик "Эспады" Дмитрий Соломин, не изволил явиться на дежурство.
"Ну, подожди же…" – сердито и беспомощно подумал Серёжа.
Сердито – потому что опоздание на вахту штука серьезная, а ненаглядный Димочка выкидывал этот фокус уже третий раз. А беспомощно – потому что устроить помощнику заслуженную нахлобучку Серёжа никак не решался. Все-таки это же Димка…
Появился Димка только в половине десятого. Грохнула наружная дверь, потом в раздевалке послышалась торопливая возня: Димка освобождался от зимней амуниции. Наконец он появился в кают-компании, слегка взлохмаченный, розовый от мороза. На ходу протянул в петли белый ремень, щелкнул пряжкой и встал перед Серёжей, виновато махая желтыми ресницами.
– Ну? – сказал Серёжа.
Димка опустил нос, пальцами провел по стрелкам на шортиках, словно проверял их остроту, и честно ответил:
– Проспал.