Получив у Саши восемь гривенников, Данилка ускакал собирать барабанщиков. И тут же, на смену ему, возник Андрюшка Гарц. Он сказал фразу, которую говорил всегда:
– Можно, я у вас посижу немножко?
– Посиди, моя радость, – разрешил Саша. – А поскольку твое "немножко" – понятие относительное, запомни: молоко в холодильнике, булка в шкафу на кухне.
Стоя у окна, Серёжа подумал: "Если бы ничего не случилось, можно было бы уже снимать "Мушкетеров" на улице".
Человек привыкает ко многому… За месяц они привыкли, что не надо спешить на вахты и линейки, привыкли жить без боев на дорожке и шумных киносъемок. Но к одному привыкнуть не могли: быть друг без друга.
Они собирались у Кузнечика. Конечно, не все. Но та компания, которая проводила в отряде зимние вечера, осталась неразлучной. Все так же говорили о Севастополе. Иногда резались в шахматы. Иногда на стареньком кинопроекторе крутили отснятые сцены "Трех мушкетеров". Павильонные эпизоды были закончены, и не хватало в фильме совсем немногих кадров. Но Олег сдал казенную кинокамеру, и снимать было нечем.
Восемь рапир – свое собственное имущество – Олег оставил капитанам. Но защитных масок не было, и рапиры без дела висели на стенах.
Лежал у Кузнечика в книжном шкафу снятый с древка и свернутый флаг "Эспады". Дремали на гвоздях в квартирах барабанщиков краснобокие барабаны.
Остались только песни, которые принес в отряд Генка Кузнечик – отрядные песни. Когда Генка или Саша брали гитару, словно оживала "Эспада"…
Саша вошел в жизнь ребячьей компании незаметно и прочно. Невысокий, худой, остроносый, даже нескладный какой-то, он совсем не походил на самбиста, боксера и инженера-физика. Он похож был на стеснительного десятиклассника, особенно если не забывал брить щетинистый подбородок. Впрочем, забывал он часто.
И совсем не похож он был на Олега, напрасно Генка их сравнивал. И не мог он стать в "Эспаде" командиром, потому что своей работой был занят выше головы.
Но несколько раз Серёжа замечал, как то Митя, то Данилка обращались к Саше: "Олег, скажи…", "Олег, можно…".
Генка уговаривал Сашу летом пойти с ребятами в поход. Саша не отвечал ни да ни нет.
– Работа же… – говорил он.
– Не каждый день работа, – спорил Генка. – Бывают же выходные.
– На Север придется ехать, командировка будет…
– Не на все же лето.
– Кто его знает…
– Мы бы сами пошли, да без взрослых никого не пустят, – говорил Генка. – Ты какой-то несознательный, честное слово.
– Я очень сознательный. Только обещать боюсь. Вдруг не окажется времени.
– А если окажется, обещаешь?
Саша брал гитару, смущенно улыбался и запевал:
Долой, долой, туристов —
Бродяг, авантюристов…
– Да ну тебя, – говорил Генка. – Все равно пойдешь. Не имеешь права не пойти.
В этот день они засиделись у Кузнечика до сумерек. Данилка со своими барабанщиками посмотрел "Юнгу Северного флота", потом они всей компанией прикатились к Генке, перепугали родителей, слопали весь хлеб и конфеты и умчались играть в футбол.
Андрюшка Гарц взял с полки "Пятнадцатилетнего капитана", полистал и неосторожно спросил, что такое шхуна-бриг. Митя тут же утащил его к себе домой рассказывать о парусниках.
Наташа, как всегда, спохватилась, что уже вечер, а у нее уйма домашних дел. И только она собралась идти, как в комнату ворвался Нок, а за ним – Стасик Грачёв.
Нок хромал, и ухо у него было в крови. У Стаськи припухла расцарапанная щека и рукав трикотажной рубашки прилип к разбитому локтю. И Стаська, и пес шумно дышали. Нок запрыгал вокруг Серёжи. Стасик молча встал у дверей и начал осторожно поднимать рукав.
– Горе мое… – начала Наташа.
– Лежи, – сказал Серёжа Ноку. И спросил у Стасика: – Что опять?
– Был бой, – сказал Саша.
– Ага, – сообщил Стаська и попытался лизнуть разбитый локоть.
Генка открыл тумбочку и деловито зазвенел аптечными склянками.
– Рассказывай, – велел Серёжа.
– Ну, чего рассказывать, – довольно хладнокровно отозвался Стасик. – Ну, иду я по улице, а навстречу идет ваша Маринка с Ноком. Я попросил, чтобы она дала нам с ним побегать, вот она и дала. Она не виновата… И ушла домой. Сказала, чтобы я сам привел. Мы стали бегать, а Нок застрял.
– Горюшко мое, где застрял? – не выдержала Наташа. – Говори толком.
Стаська безбоязненно подставил Генке локоть под тампон с йодом и объяснил:
– Под забором застрял, где еще… Мы в догонялки играли, он от меня побежал, полез под забор и засел. Там дырка только для мелких собак и для кошек, а он во какой! Застрял – ни туда ни сюда. Я через забор перелез, чтобы доску отодвинуть, а там два пьяных на лавочке сидят. Увидели Нока и давай бутылками в него кидать. А он же не может вылезти, только рычит… Ну, потише ты, щиплется ведь…
– Это что же за бандиты! – сказал Саша и торопливо встал. – Они там еще?
– Да нет… Они кидаться стали, а я как заору им: "Что делаете, гады!" И упал на Нока, чтоб ему не попало. В меня-то они кидать не будут, за это посадить могут. А один все равно кинул. Осколки как от гранаты.
– Где они? – повторил Саша.
– А какие-то дядьки подскочили, наругали их, со скамейки вытолкнули. А я доску отодвинул.
– Ну? – нетерпеливо спросил Серёжа.
Стасик глянул на него виновато.
– Я же разозлился. А Нок – тоже. Я говорю. "Взять!"
– Зря, – заметил Саша. – Еще неприятности получатся. Но с другой стороны…
– Может, не получатся, – неуверенно сказал Стасик. – Они же первые полезли… А он их даже затронуть не успел, они на тополь запрыгнули. Может, все еще там сидят… А я сюда пошел, а то тетя Галя заругается, когда увидит, что Нока поцарапали… А чего смеетесь?