Донеслась еле слышная перекличка горнистов: в Северной бухте на боевых кораблях поднимали флаги.
А впереди был бесконечный день, полный веселого солнца, плеска воды, неожиданных событий и удивительных находок…
Генка неловко завозился на камне, вытащил из кармана мокрый помятый листок. Развернул на колене и прикрыл его ладонями.
– Письмо я вчера еще отправил, – сказал он тихо. – А это… Это я сочинил так… Про нас…
Серёжа чуть встревоженно молчал и ждал. Генка был какой-то очень уж серьезный.
– Это песня? – спросил наконец Серёжа.
– Нет… Это просто стихи, наверно. Ну, не совсем стихи. Я не знаю, что получилось.
– А можно? – Серёжа нерешительно потянулся к листку.
Генка вскинул обеспокоенные, почти жалобные глаза.
– Смеяться не будешь?
– Я? – искренне удивился Серёжа. – Когда я смеялся?
– Да… А над письмом…
– Ген, – испуганно сказал Серёжа, – я же так, по глупости. Ну, язык подвернулся… Ну, я же не знал, что ты обидишься…
Генка молчал, покусывая губы.
Серёжа зажмурился и сказал:
– Кузнечик, прости…
Генка словно встряхнулся.
– Да ты что! Я же не поэтому. Боюсь я… Ты уже спал, а я писал, писал. Коряво получилось. Хотел, чтобы хорошо, а… Ну, бери.
Он сам положил Серёже на колени обмякший прохладный листок. Серёжа увидел лиловые расплывшиеся строчки:
Над крепостью старой качнулась звезда,
Хотя была тишина.
И все еще людям грозила беда,
Всеобщая, как война…
Тревога мягко накрыла Серёжу, словно холодная тень. Генка писал о сказке – немного запутанной и странной. Она придумалась, когда ехали в Севастополь. Но это была не совсем сказка, потому что речь шла о Генке и Серёже. Будто они вдвоем попали в старинный город у моря – знакомый и в то же время фантастический. И вдруг Серёжка исчез. Словно обиделся на Генку непонятно за что. Он ушел, не оглянувшись, вдоль бесконечного пляжа, затерялся среди людей. А люди были встревожены, и предчувствие близкой беды проносилось по улицам, как порывы предгрозового ветра. Это предчувствие задело и Генку, но больше всех тревог мучило его одно: где Серёжка? Куда он ушел? Почему ушел?
Опустевшими пляжами, заросшими улицами, по каменным плитам и лестницам, на которых шуршали сухие листья, Генка шел, шел и добрался к вечеру до старой крепости. И там на каменном козырьке стены он увидел Серёжку. Забрался к нему, встал сзади и чуть сбоку. Спросил тихо:
– Зачем ты ушел?
Серёжка обернулся. Сначала вздрогнул, а потом узнал Генку и улыбнулся. И сказал:
– Вот хорошо. А я шел, шел, потом оглянулся, а тебя нет. Думал, ты тоже идешь, а тебя нет. Забрался сюда и стал ждать. Я знал, что придешь.
И вечер сделался обычным вечером, за которым приходит спокойная ночь, а потом хорошее солнечное утро. И стало ясно, что предчувствие беды – пустой страх из-за глупых выдумок и нелепых слухов. Потому что когда встречаются друзья, несчастья отступают и прячутся с глаз… Вот об этом были Генкины стихи.
Серёжа не знал, как они написаны: коряво или наоборот – звонко и отточенно. Он просто увидел странный город, ощутил Генкину тревогу и тоску. И обрадовался встрече. И даже в горле заскребло, когда прочитал:
…Теперь, когда мы снова вдвоем,
Закрыты пути беде.
И мы с Серёжкой вдоль моря бредем
По щиколотку в воде.
– Ты это так написал… Лучше, наверно, нельзя… Или, наверно, можно, но для меня лучше не надо… Генка…
– Что?
– Не знаю… Просто Ген-ка…
И они засмеялись.
Это было настоящее счастье: сидеть рядом с лучшим другом Кузнечиком, впитывать плечами горячее солнце, видеть море и знать, что в любую минуту можешь с разбега кинуться в волны, уйти, как в сказку, в голубую глубину. Но счастье не бывает полным. И через пять минут Серёжа сказал:
– Митьку бы еще сюда. И Димку…
– И Данилку. И всех наших, – поддержал Генка.
"И Наташу", – мысленно улыбнулся Серёжа.
– Может, когда-нибудь повезет чтобы все вместе… – добавил Кузнечик.
"Может, и правда повезет", – подумал Серёжа. Ведь и ему повезло. Прямо как в сказке.
…В тот день, после шумного случая в троллейбусе, он проводил мальчишку и его сестренку до самого кинотеатра. За билетом с дядей Витей он, конечно, не поехал. Потом он ушел к Генке и пробыл там до ужина.
Виталий Александрович Вяткин – бывший дядя Витя – уехал в тот же вечер. Он взял в кассе только один билет, себе.
Серёжа не стал с ним прощаться. Из своей комнаты он слышал, как тетя Галя сказала брату:
– Изверг ты. Ведь он же еще ребенок…
– Не ребенок, – сказал дядя Витя. – Он сумел выбрать себе путь. Пускай и отвечает.
"Только не перед тобой", – подумал Серёжа.
Папы дома не было. Он вернулся поздно, после дядюшкиного отъезда. И тогда все узнал.
Он молча притянул к себе Серёжку, положил ему на голову большую ладонь, слегка взъерошил волосы. Они стояли так в полутемной прихожей, и Серёжа думал, что с отцом ему в жизни очень повезло. А отец, видимо, решал, как же теперь быть.
И в этот момент случилось то, что можно считать чудом, а можно – самым обыкновенным делом. У двери позвонили, и оказалось, что пришёл Саша.
Никогда раньше он не приходил к Серёже.
Конечно, в первый миг Серёжа удивился и встревожился: что-нибудь с Генкой?
– Да все в порядке, – сказал Саша, поймав Серёжин взгляд. И обратился к отцу: – Вы уж извините за поздний визит. Хотел сначала по телефону, да так, думаю, лучше.
– Это Саша, Генкин брат, – объяснил Серёжа.
– Ну так проводи гостя в комнату, – сказал отец. – Очень рад.
– Я, собственно, не к Сергею, а, скорее, к вам, – нерешительно проговорил Саша, когда его усадили на стул. – Есть один вопрос… Говорят, Серёжа с дядюшкой собирался в Севастополь.