Мальчик со шпагой - Страница 100

К оглавлению

100

"Почему не встанут? Почему не заступятся?" – отчаянно думал Серёжа.

– Они и вправду так, – сказал кто-то. – Денег не бросят, а билет рвут. Вот у меня теща водителем работала…

– Да бросьте вы, не все же такие. Мальчик-то симпатичный, он не будет…

Уже со слезами мальчик сказал всем людям:

– Я же не виноват, что деньги сразу в кассу ускочили!

И сестренка его, поднявшись с сиденья, крикнула:

– Он даже не четыре копейки бросил, а пять!

Этот крик словно сорвал предохранители. "Пять!" – отдалось в Серёже. Так же, как раньше. Как в те дни, когда, готовясь к боевому броску, давал он себе стартовый отсчет.

А Севастополь?

Тетка не пускала мальчишку. Она упивалась злобой своей и мясистой силой.

– Пусть докажет! Я видела, что не бросал!

"Четыре!"

Девочка заплакала и побежала к брату. Пассажиры зашумели сильнее, но Серёжа теперь не слышал шума. Все еще надеясь на что-то, он глянул на дядю Витю. Но тот был закрыт журналом, как стеной.

"Три!"

Девочка попыталась оторвать толстые теткины пальцы от брата, но та оттолкнула ее плечом. Кто-то поднимался с сидений. Но проход к передней кассе был еще свободен.

"Два! Один…"

И будто со стороны он услышал свой голос:

– Не трогать!

Эпилог. БАРАБАНЩИКИ, МАРШ! 

Мраморные колонны разрушенной базилики – древнего храма в Херсонесе – кажутся с моря белыми свечками. Словно кто-то расставил их среди желтых камней. А море – синее-синее, и лишь у самого борта лодки оно как бутылочное стекло. В этом зеленом стекле висят медузы, похожие на большие прозрачные пуговицы. А ближе к берегу просвечивают бурые и косматые, как шкура мамонта, водоросли. Они качаются туда-сюда вслед за волной.

Ялик, стуча мотором, шел вдоль берега и постепенно подбирался все ближе к скалам. Наконец человек, сидевший на корме, сказал:

– Хватит. А то тюкнемся килем о камни.

Другой человек, молодой и веселый, поддержал его:

– Точно. А ну десантируйтесь на берег! Тут глубина по колено… Эй, лодку перевернете!

Два мальчика охотно гаркнули "ура" и с борта прыгнули в море.

Глубина оказалась не по колено, а выше пояса.

– Ой-ей-ей! – завопил темноволосый мальчишка с острыми лопатками под белой сетчатой майкой. И обернулся к шлюпке. – Ладно, Сашенька, припомним! А еще брат… Я вчера весь вечер штаны гладил!

Старший брат с шутливым раскаянием сложил на груди ладони:

– Ей-богу, не виноват. Здесь рефракция, преломление света в воде, а я не учел. Казалось, что совсем мелко.

– Рефракция… – проговорил братишка. – Знаю я вас, физиков…

Другой мальчик сказал:

– Саш, это он не из-за штанов. Это он боится, что письмо для Наташки в кармане размокнет.

Он тут же заработал полновесную порцию соленых брызг и, хохоча, кинулся к берегу, чтобы спастись от более страшной мести.

– Генка, Сергей! К обеду будьте дома, а то тетя Лиза вам покажет! И не лазьте на глубину! – крикнул Саша мальчикам.

И ялик стал уходить.

По камням они выбрались на узкий галечный пляж в тени желтого ноздреватого обрыва. Отыскали местечко, куда из-за каменистой кромки берега падало солнце. Скинули шорты и разложили на солнышке. Генка вынул из кармана мокрый, сложенный вчетверо листок, выразительно глянул на Серёжу, развернул бумагу и расстелил на камне, придавив уголки голышами. Сквозь изнанку листа проступали чернильные буквы.

Было еще раннее утро, и на пляже стояла влажная прохлада. Зябко передернув плечами, Серёжа стал выжимать на себе подол рубашки.

Генка сказал:

– Жди теперь, когда все высохнет…

– Можно выжать и надеть, – предложил Серёжа.

– Ага! И ходи потом в жеваном.

– Все равно к концу дня и штаны и рубаха всегда мятые, – рассудительно заметил Серёжа.

– Это у тебя. Потому что карманы набиваешь.

Серёжа промолчал. Встал на колени и запустил руки в мелкие камушки.

Это лишь на первый взгляд казалось, что на берегу простая галька. На самом деле прибой перемешал с обломками камней обточенное бутылочное стекло, кусочки мрамора от херсонесских дворцов, сухие крабьи клешни, позеленевшие пуговицы с якорями, мелкие ракушки, автоматные гильзы, человеческие кости и осколки древних амфор. Куда ни шагни – находка.

Правда, сейчас Серёжа не подбирал все подряд. А в первые дни карманы у него просто трещали. Саша даже посоветовал ему надевать длинные штаны, подвязывать у щиколоток веревочками и полностью загружать трофеями штанины.

Смех смехом, а вот и сейчас попался осколок горлышка от кувшина. Сверху выпуклый ободок, а под ним волнистый узор.

– Ген, смотри…

Генка с вежливым интересом посмотрел и признал, что находка стоящая. Потом со вздохом сказал:

– Давай уж выжмем да оденемся. Не сидеть же до обеда.

Минуты через три по лестнице, вырубленной среди желтого ракушечника, они выбрались наверх. Здесь уже начинался зной. Нагревались глыбы развалин. В сероватой, с мелкой россыпью желтых цветов траве заводили песню кузнечики. Пахло сразу водорослями, теплой травой и сухой пылью древних камней.

Ребята поднялись на холм к сигнальному колоколу, висевшему на квадратных каменных столбах.

– Ого… – сказал Серёжа.

На зеленой от старости кромке колокола кто-то белой краской написал:


НАТАША


Вчера еще надписи не было.

Можно было бы спросить Кузнечика: "Не твоя работа?" Но нет уж, хватит дурацкой шутки насчет письма.

Генка тоже увидел надпись. Глянул на Серёжу и промолчал.

Они сели на фундамент дома, в котором две тысячи лет назад жил не то винодел, не то гончар.

Распахнулась перед ними громадная синева. На краю этой синевы маячил одинокий сторожевик – он казался крошечным и прозрачным.

100